Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58552179
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
5188
16647
21835
56248947
606001
1020655

Сегодня: Март 19, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

ЛИТОВСКИЙ О. Так и было

PostDateIcon 11.01.2018 13:19  |  Печать
Рейтинг:   / 1
ПлохоОтлично 
Просмотров: 3801

<…>
Как я уже говорил, в «Известия» часто заходили писатели, в том числе и те, которые не печатались в газете. Довольно часто, например, бывал в редакции Сергей Есенин, хотя за все время моей работы, да и позже, в «Известиях» не было напечатано ни одного его стихотворения. Очень долго не печатался у нас и Маяковский.

О безудержном пьянстве Есенина я узнавал больше из рассказов собутыльников, чем из встреч с ним. Конечно, и мне приходилось видеть его пьяным. Но не раз встречался я с ним и в дни его трезвости, грустной и мечтательной сосредоточенности.

Нас с Есениным познакомил писатель Георгий Устинов, один из лучших друзей Есенина, имя которого почему-то редко встречается в различных воспоминаниях.

Устинов кончил так же трагически, как и Есенин: в алкогольном умопомрачении он удавился. Но в трезвые дни не было большего удовольствия, — я бы даже сказал: большей творческой радости, — чем вечерние наши беседы на разные темы истории, жизни и литературы.

Пусть я толка, да не таковского.
Пью я первый раз у Литовского.
Серый глаз мне дорог из-за синего.
Вспоминаем мы с ним Устинова.

Так впоследствии Есенин вспоминал о наших встречах.

Жаль, конечно, что запомнилось так мало есенинских экспромтов. И это четверостишие он записал не то на столе, не то на скатерти, — и оно всегда мне напоминает Есенина, буйного и тихого, скандалиста и мальчишку, ёрника и романтика.

Пожалуй, не было среди близкого окружения Есенина людей не пивших, и все же из колеи его выбивали люди трезвые и расчётливые.

Автор «Романа без вранья» Анатолий Мариенгоф не был пьяницей. Но, вольно или невольно, толкал Есенина на путь бесшабашного, удалого, пьяного, угарного времяпрепровождения.

Из хулиганства была создана чуть ли не целая литературная школа: не мог же, в самом деле, Есенин вести себя, как простые смертные!

Целиком надуманная, высосанная из пальца литературная теорийка имажинизма вся держалась на экстравагантности и эффектности литературных образов, ассоциаций. Если у всех поэтов луна была холодной, серебристой, стальной, мертвенной, ну, наконец, багровой при восходе, то у имажинистов она непременно была рыжей.

«Тема, содержание — эта слепая кишка искусства — не должны выпирать, как грыжа, из произведений… Только образ, как нафталин, пересыпающий произведение, спасает это последнее от моли времени…»  Но нафталин этот не спас от моли времени самый имажинизм, сохранив для потомства декларацию, которую мы и цитируем.

В дни и даже месяцы просвета Есенин был обыкновенным милым деревенским парнем с очаровательной улыбкой.

Читая его стихи кавказского цикла, и среди них персидские миниатюры в духе Гафиза, — просто трудно поверить, что это писал автор «Москвы кабацкой».

Правда, и в Баку, и в Тбилиси рядом с ним были хорошие, умные, любящие литературу и поэзию партийные работники: Чагин и Лифшиц. Стоило Есенину попасть в Москву, в окружение кабацких своих друзей, как он становился неузнаваемым. И все же больше всего вреда, повторяю, приносили ему люди трезвые.

Пагубное влияние оказывал на Есенина Клюев — талантливый поэт, но кулак и лицемер до последнего ногтя. Ничто, по-моему, не может лучше охарактеризовать клюевское ханжество, которое Есенин, к сожалению, не умел распознать, чем один, совсем незначительный, ну, прямо-таки, ничтожный бытовой эпизод в кафе «Стойло Пегаса».

«Стойло Пегаса» (помещалось на улице Горького — Тверской) было чем-то вроде клуба, даже с дежурными поэтами. И попали мы — я и Сергей Городецкий — в это «стойло» в одно из дежурств Есенина. Он расхаживал по кафе с салфеткой под мышкой, в чёрном смокинге, е бантиком, а мы с Городецким присели к столику, за которым уже сидел Клюев.

Есенин нам подал вина — я и марку запомнил: «Напареули». Клюев, отмахнувшись от бутылки, как от нечистой силы, разгладил в обе стороны свои стриженные в скобку волосы и елейным голосом, от которого, кажется, так и разило лампадным маслом, сказал: «А мне, Сереженька, чайку, чайку парочку». У Клюева как-то выходило: не «чайку», а «чайкю».

Мы допивали вторую бутылку с Городецким, и время от времени к нам присаживался Сергей Есенин, а Клюев тем временем, растопырив пальцы под блюдцем и дуя, истово пил чай.

Но вот Есенина куда-то позвали, а мы с Городецким на мгновение отвернулись, чтобы проследить за Есениным. И в эту самую минуту наш благочестивый кержак сумел быстро налить полный чайный стакан «Напареули», выпить его, налить второй и тоже выпить. И только к концу третьего стакана мы решили обернуться. Клюев мелко-мелко рассыпался смехом: «Осталось. Зачем выливать-то? Вот я и выпил. Кислое-кислое вино-то… И напрасно ты, Сережа, его пьешь…»

Очень много можно рассказать о Есенине буйствующем, Есенине, читающем стихи нараспев, Есенине говорящем. А нам с женой довелось его видеть молчащим, и, пожалуй, это было самое тонкое, самое волнующее воспоминание.

Я работал редактором газеты в Иваново-Вознесенске, куда был направлен Центральным Комитетом партии. Жена была больна и оставалась в Москве. Ежедневно её посещал Павел Радимов — поэт и художник, а осенними вечерами — Есенин и его последняя светлая любовь, Августа Миклашевская, артистка Камерного театра. В это время я на несколько дней приехал в Москву.

Тёплая, тихая, даже в городе золотистая ранняя осень. Очень скромно одетый, какой-то умиротворённый, непривычно спокойный Есенин и Миклашевская под тонкой синеватой вуалью — зрелище блоковское. Они приходили почти каждый день. Миклашевская беседовала с женой, а Есенин сидел тихо, молча, следя глазами за каждым движением Миклашевской.

Как назвать такое молчание? Это была томительная, неподвижная тишина, когда вдруг казалось, что нет комнаты, улицы, города, а кругом только поле, закат и лёгкий ветер.

Счастливы друзья, видевшие Есенина в эту пору его последней, осенней любви. Она бросает как бы отсвет на всю последующую лирику Есенина.
<…>

Литовский О.С. Так и было. Очерки. Воспоминания. Встречи. М.: Советский писатель, 1958. — стр. 23–27.


LitovskyЛИТОВСКИЙ Осаф Семенович (урожд. Каган; 25 мая (6 июня) 1892 — 14 декабря 1971) — советский драматург, журналист, редактор, критик и писатель.

Окончил гимназию и музыкальное училище в Тамбове, учился также в Петрограде. Член ВКП(б) с 1918 года.

С 1918 года работал в газете «Известия». Редактор крупных театральных журналов, автор статей в газетах «Правда», «Советское искусство» и других. Один из участников марксистского общества «Литературный фронт». Член Союза писателей СССР.

В 1930-х годах — один из руководителей Наркомпроса РСФСР.
В конце 1930-х годов — режиссёр и художественный руководитель Московского театра Ленсовета.

Комментарии  

0 #1 RE: ЛИТОВСКИЙ О. Так и былоНаталья Леонова 11.01.2018 14:33
Литовский, тот, который Латунский у Булгакова?
Цитировать

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика