Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

КАЛИНКИН Н. Детские годы. На сенокосе

29.11.2005 21:00  |   | 

Рейтинг:   / 1

Калинкин Н. П.

ДЕТСКИЕ ГОДЫ

(Из воспоминаний Н. П. Калинкина, друга детства Сергея Есенина, записанных А. П. Жутаевым)

Мальчишки бегали босыми, в длинных холщовых рубашках, играли, купались в Оке, кувыркались в душистой луговой траве. А луга широкие, заливные: цветов на них уйма. Сережа любил собирать букеты цветов, а из ромашек и васильков венки плести. Часто играли мы в «бабки» — в то время любимая игра у ребятишек.
Шли годы... И вот нас уже берут на покос. Приучали ездить верхом Жарко, овод, мошкара, но нам доставляет большое удовольствие возить свежие копны к стогам.
Сережа гнал лошадей галопом. Копна вылетала, расползалась по скошенной траве. Пришлось собирать сено да укладывать заново. К вечеру, когда работа подходила к концу, а от большого солнца оставался красный косяк на горизонте, косари садились отбивать косы. Смотрит, как ловко косарь отбивает косу, и расспрашивает его о былом, с любопытством слушая нехитрые рассказы. Допоздна мы засиживались у костра. В такое время и мужики не удержатся, чтобы не послушать бывальщину. Сережа всегда слушал с большим вниманием, весь подавшись вперед к рассказчику. А после, когда располагались на отдых в шалаше, устланном душистой травой, Сергей долго не мог заснуть и делился со мною раздумьями: неужели все это правда, о чем рассказывал дед Матвей? Вот бы самому повидать все.
— Да спите вы! — из темноты раздавался чей-то голос — Завтра подниму чуть свет.
Наконец вокруг устанавливалась тишина, только голос дергача да храп лошадей доносились издали...
Стихи Сергей начал писать, насколько мне помнится, в третьем классе. Шел урок богословия. Учителем был у нас Иоанн Смирнов. У него была густая, черная, длинная борода. Из-под мохнатых бровей выглядывали быстрые карие глаза. От его басистого голоса дрожали стены. В классе все боятся пошевельнуться, потому что указка лежала рядом с учителем, и он нет-нет да поднимал ее.
Сидел за партой я всегда с Сергеем. Вижу, Сергей что-то строчит. Читаю. Все получается складно, как частушки. Вдруг громкий голос называет наши фамилии, солидная фигура учителя движется к нам. «Ну, — шепчу я Сережке — попали». Он подтянул к себе листок и смял его в руке, но зоркий глаз учителя все видел. «А что там у тебя?» — прогремел его голос. Дрожащей рукой Сергей протянул ему листок. Пробежав глазами написанное, учитель сказал:
— Ишь ты, — «ветер осенний березку клонит и листья гонит». А вот здесь, Есенин, у тебя не ветер? — он пальцем ткнул ему в лоб.
— Не твое это занятие, мал еще, надо богословие учить.
В ту пору мы все пели в церковном хоре. Пели по всем праздникам. Стояли рядами: я стоял в первом, так как голос у меня был повыше, а у Сергея пониже, он стоял за мной. И вот во время пения толкает он меня в бок и сует в руку бумажку. Вижу — задорная частушка. Неудержимо захотелось смеяться, и я невольно фыркнул. Тут-то меня поп за ухо и за дверь. Пересчитав все ступеньки, я сел на последнюю и думаю:
— А за что меня-то? Ведь это опять Сережка виноват, черт побери! — И тут же с испугом перекрестился: сказать бранное слово грех.
Слышу, дверь скрипнула, из нее с красными надранными ушами выскочил еще один из наших товарищей, а за ним и Серега. Он рукой держится за ухо и закатывается смехом.
Я разозлился на Сережку: каждый раз, как урок пения, он устраивает «концерты».
— Теперь, — говорю я, — нас не простят. А это все из-за тебя, ты мне все бока общипал со своей частушкой.
— А почему я? — говорит Сергей. — Ты первый фыркать начал.
Слово за слово и дело дошло до кулаков. Товарищ нас не разнимал, он по-прежнему сидел, держась за уши. Поединок наш закончился тем, что у Сережи набухла верхняя губа, а у меня ломило под глазом.
— Все равно он тебя не возьмет на попа учиться, — говорю я Сергею.
— А что, разве я прошу батюшку об этом? Он сам матери все уши прожужжал, говорит: «Подготавливай своего чада, я его вместе с племянником в семинарию отправлю. Из него толковый поп выйдет».
Как-то раз, учась в Спас-Клепиках, Сергей приехал на выходной день домой. Меня к себе пригласил. Прихожу, а у них соседка, девчонка, она всегда забегала к матери Есенина, Татьяне Федоровне, помочь по хозяйству.
— Ну, Настя, отнеси записку батюшке, - приказывает Сергей.
— Опять, наверное, что-нибудь в записке-то..?
— Ладно иди-иди, а то батюшка дожидается.
Та подхватилась — и в церковь, через дорогу, напротив.
— Ну, — говорит Сергей, — сейчас что-то будет!
Так оно и случилось. Через несколько минут посыльная, красная, как помидор, вбегает на крыльцо, берет метлу и исчезает в избе, надеясь найти в ней Сережку. Только мы заранее схоронились в конце густого вишневого сада.
С тех пор Настя никогда не носила его частушки. Она была неграмотная и боялась подвоха.
В это время Сергей уже много писал, и его частушки, бедовые, озорные пели на сходках. Мать жаловалась бабам, мол, Сережка всю бумагу исписал своими частушками. Увлекшись стихами, он избегал компании. Бывало, шагает мимо сходки, мы позовем, его, а он говорит:
— Да, я пройдусь. И пойдет к полям, долго не возвращается. А вскоре после окончания школы в Спас-Клепиках он уехал в Москву. Потом слышим — стал поэтом. В селе он появлялся редко. Но стихи его мы читали и гордились своим односельчанином. Все в его стихах близкое и родное.
— Я вот посвятил Сереже свое стихотворение, — говорит Н. П. Калинкин:

Прошли наши с тобой года,
Река унесла льды
Остался в памяти моей навсегда
В моем сердце ты.

— Это Сережино влияние, — уточняет он.

* * *

НА СЕНОКОСЕ

Сенокос — радостное для нас, ребят, дело. Мы, не зная усталости, помогали родителям собирать на лошадях сено волокушами в копны, а потом довольные, кувыркались с них вниз. Взрослые на нас бранятся, чтобы мы случайно не налетели на забытые кем-то вилы или грабли.
До сих пор помнится, как звенит вокруг раскаленный летним солнцем воздух, наполненный луговыми звуками. В маленьких лощинах, куда пока не заходили косари, стояли цветы и красные душистые ягоды.
Время мы не замечали. Вот уже идут к обеду мужики в серых от пота рубашках с вилами на плечах, бабы с граблями в белых кофточках и цветастых платочках и зовут нас на трапезу. Молодые парни поглядывают на розовощеких баб, кто-то затевает песню «Коробейники». «Гляди-ка, девоньки, — говорит кто-то из них, — мужики-то наши шевелятся». Хохот, шутки. Недалеко и самоварчики, поставленные на разостланной на траве простой деревенской скатерти, пригнетенной по углам камушками, чтобы не поднимал ее ветер. Тут же ложки, чашки, словом, все для обеда. На высоком тагане стоял «сенокосный» котел, под которым догорали угли, и вкусный запах разносился по всему лугу. Принесли мешок с кренделями и сахаром. Все крестятся и шепчут молитву.
 
После короткого отдыха все вновь принимаются за дело. Мы с Сергеем помогаем Ивану Радину накладывать на телегу сено. Он рад, что мы так ловко подаем ему пушистые охапки. Вскоре воз был готов, и дядя Ваня надежно укрепил сено на телеге. Когда были готовы и другие телеги с сеном, все пошли на переправу к парому, благодаря Бога за все, что ниспослано им.
Стояла хорошая погода и сенокос удался. Паромщики дали знать, что можно заходить на переправу. Воз сена дяди Вани стоял последним. Лошадь дяди Вани начала спускаться на паром, но нагруженный сеном воз напирал на лошадь и она не смогла остановиться и ринулась с парома прямо в воду, увлекая за собой воз с сеном.
На пароме произошел невообразимый переполох. Сережа первым прыгнул в лодку, я — за ним. Дядя Ваня бросил вожжи и вместе с нами поплыл по течению, куда должно снести лошадь с возом. Все на пароме смотрели на погибающее, как мы думали, животное. Дядя Ваня крестился, произносил вслух молитву св. Иоанна Кронштадтского: «Господи, пощади создание твое, ни в чем не повинную лошадку! Ты создал ее на службу человеку: не погуби, пощади, всеблагий Творец!» Он часто изображал крестное знамение в воздухе по направлению к лошади, которая плыла с возом по реке, как будто шла по дну. Когда лошадь доплыла до середины реки, где было очень глубоко, у дяди Вани и у нас замерло сердце. Вот-вот, думали мы, она скроется под водой. К нашему удивлению, лошадь продолжала плыть, и вскоре была уже недалеко от другого берега. Мы тоже, подгребая за лошадью, оказались рядом. Дядя Ваня, подобрав плававшие в воде вожжи, крикнул: «Давай, ребята, быстрей к берегу!». Мы с Сережей налегли на весла, опередили лошадь и помогли ей выбраться на берег. С Кузьминского прибежали мужики и общими силами стали помогать дяде Ване. Сначала выпрягли лошадь и она, почувствовав себя вне опасности, стала отряхиваться, валяться по траве, а потом бодро встала на ноги.
Сено подмокло до половины. Так как все произошло на наших глазах, и мы видели, как Иван молился, мы всем рассказывали, что Бог внял молитвам дяди Вани, спас его лошадь и сено. Дядя Ваня в свою очередь благодарил нас, что мы не оставили его одного в беде.

1965г.

Жутаев А. П. «Константиновские встречи». Дневник художника. Рыбное, 2008. Рисунки А. Жутаева.

• < Назад
• Вперёд >