Поиск по сайту

Наша кнопка

Счетчик посещений

58832229
Сегодня
Вчера
На этой неделе
На прошлой неделе
В этом месяце
В прошлом месяце
25299
39415
155196
56530344
886051
1020655

Сегодня: Март 28, 2024




Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина

Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ

БЕЛОВ В. Сергей Есенин: по грани правды и легенды

PostDateIcon 30.11.2005 17:05  |  Печать
Рейтинг:   / 0
ПлохоОтлично 
Просмотров: 10830
Владимир Белов

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН: ПО ГРАНИ ПРАВДЫ И ЛЕГЕНДЫ

Сколько бы нам ни говорили, что живой Есенин и герой есенинской лирики — люди разные, мы продолжаем искать свою правду о жизни поэта между строк его стихотворений. Жизнь вся изжита им в стихах, но и при полной биографической достоверности — это полностью придуманная жизнь. Да и в автобиографиях есенинских правды часто не больше, чем в его стихах. Не случайно же сам он не однажды говорил: «Ложь, ложь там все!..», а со временем просто перестал писать автобиографии и отвечать на вопросы анкет.

ЮНЕЦ ЗЛАТОКУДРЫЙ
О своем детстве и отрочестве Есенин рассказывал много, охотно и неправдоподобно.
А. Ветлугин

К мечте мальчика стать поэтом в семье отнеслись скептически. «Пустое дело... Ну, а если тянет — пиши про рожь, но больше про кобыл» — запомнились ему комментарии и рекомендации домашних. По утверждению Есенина, именно «родная русская кобыла» привела его к славе, а значит, эти советы не были лишены крестьянского здравомыслия.
Сережа родился 21 сентября (3 октября) 1895 года в селе Константинове Кузьминской волости Рязанской губернии и уезда. Последние поколения семьи от земли постепенно отдалялись — если прадеды крестьянствовали, то деды занимались еще и отхожим промыслом, а отец Сергея, Александр Никитич Есенин, уехав из села подростком, более тридцати лет проработал в Москве. У него был прекрасный дискант, мальчиком он пел в церковном хоре. Петь на свадьбы и похороны приглашали со всей округи. Саше было двенадцать лет, когда матери предложили отдать его певчим в рязанский собор, но та не согласилась: муж ее рано умер, она оказалась одна с четырьмя малолетними детьми на руках. Вместо собора Александр был отправлен в Москву, «мальчиком» в мясную лавку, где первые годы работал за еду и одежду. В восемнадцать лет он приехал домой жениться; невесте, Татьяне Титовой, шел семнадцатый. После свадьбы новобрачный уехал обратно в Москву и в деревне бывал лишь наездами (вернулся домой он только в 1918 году уже совершенно больным — страдал хронической астмой).
Свекровь и невестка невзлюбили друг друга с первых же дней, и с первых же дней пошел в семье разлад. А когда Татьяна родила второго сына (вскоре умершего), отец не признал его своим и перестал высылать деньги, бросив и жену, и сына на произвол судьбы. Сергей с двух лет был отдан на воспитание деду с материнской стороны, Федору Титову, в полном смысле слова заменившему своему внуку отца. Сергей вспоминал, что в доме часто собирались слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи. Совсем маленьким ребенком, трех-четырех лет, Сергей ходил с бабушкой в расположенный верст за сорок от деревни Радовецкий монастырь: «Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: "Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст"». Есенин неоднократно говорил что он «из богатой старообрядческой крестьянской семьи», что его дед по матери был не только «зажиточным мужиком», но и «старообрядским начетчиком» и «книжником». Однако исследования биографов поэта доказывают, что дед Есенина не был ни старообрядцем, ни книжником. А ко времени переезда к нему внука не был уже и зажиточным. В молодости он нанимался на баржи, затем приобрел свои, получал неплохой доход, но теперь был разорен: две принадлежавшие ему баржи сгорели, остальные утонули... Так что матери самостоятельно приходилось обеспечивать себя и Сергея, на прокорм которого дед велел ей высылать по три рубля в месяц. «Неграмотная, беспаспортная, не имея специальности, мать устраивалась то прислугой в Рязани, то работницей на кондитерской фабрике в Москве», — вспоминала ее дочь Александра. Татьяна судилась с мужем, просила развод — тот отказал. Просила разрешения на получение паспорта — пользуясь правом мужа, отказал и в паспорте. Пять лет прожил Сергей у дедушки, потом вернулся с матерью в отцовский дом.
В 1909 году Сергей окончил Константиновское земское училище, затем три года проучился в Спас-Клепиковской второклассной церковно-учительской школе. Стихи он начал писать лет с восьми-девяти, хотя позднее утверждал, что его «сознательное» поэтическое творчество началось в шестнадцати-семнадцатилетнем возрасте. В Спас-Клепикове им было написано более 30 стихотворений, составлен рукописный сборник «Больные думы» (1912), оставшийся при жизни поэта неопубликованным. Школьный учитель литературы отмечал удивительную легкость есенинских стихов и то, что к концу обучения в них «стали просачиваться и серьезная мысль, и широта кругозора, и обаяние поэтического творчества». Он советовал Есенину заняться литературой «под чьим-нибудь хорошим руководством», поселившись в Москве или Питере — «иначе трудно надеяться, чтобы стать на современный уровень литературных исканий и быть замеченным».
В мае 1912 года Сергей был «удостоен Советом сей школы звания учителя школы грамоты», но учительствовать не собирался. Летом уехал из Константинова в Москву и поступил в контору владельца мясной лавки купца Крылова — там приказчиком работал его отец. Однако возвышавшиеся поблизости корпуса знаменитой книжной фабрики Сытина притягивали его много больше, и в начале 1913 года Есенин поступил в типографию «Товарищества И. Д. Сытина», где поначалу работал в экспедиции, а затем в корректорском отделении. Начинающий литератор полагал, что так он скорее увидит свои стихи в печати. Он даже распространял среди рабочих социал-демократический журнал «Огни», намереваясь в нем публиковаться. Увы! Журнал был закрыт, а в типографии не спешили печатать произведения своего сотрудника. Сослуживцы Есенина недолюбливали за чрезмерное самомнение и заносчивость, а за кукольную красоту прозвали «вербным херувимом». Наибольшую заинтересованность Есениным проявило Московское охранное отделение, но не его творчеством, а причастностью к организации рабочих-сытинцев, сочувствующих РСДРП. Времена, когда есенинские стихи станут публиковать даже столь далекие от поэзии издания, как «Биржевые ведомости», были еще далеки.
Первое стихотворение Есенина — «Береза» — появилось в январском номере издаваемого Сытиным детского журнала «Мирок» за 1914 год. За этой публикацией последовали другие, Есенина стали понемногу печатать в московских изданиях, но сам он Москву «двигателем литературного развития» не считал и всерьез собирался сменить ее на Санкт-Петербург. Для начала Сергей разослал свои стихи в столичные журналы и был искренне удивлен и даже уязвлен, что их тут же не напечатали. Но намерения своего не изменил.
С декабря 1914 года Есенин, забросив всякую другую работу, писал целыми днями. В следующем году им были завершены поэма «Русь» и книга стихов «Радуница». Уже шла Первая мировая, уже «повестили под окнами сотские ополченцам идти на войну», но Сергея призыв пока не коснулся: до 1916 года его не брали в армию из-за слабого зрения. Он снова послал свои стихи а Санкт-Петербург, ставший к тому времени Петроградом, и снова не получил ответа, но на этот раз решил поехать в столицу сам и явиться к Блоку, уверенный, что гот его поймет... Общепризнанный поэтический гений был для Есенина «словно икона». И встреча состоялась. «Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта», — писал Сергей Есенин. «Живой поэт» на записке, оставленной Есениным вместе со стихами, завязанными в деревенский платок, пометил: «Крестьянин Рязанской губернии, 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные». Блок направил Есенина к Сергею Городецкому и Михаилу Мурашеву. Первый дал Есенину рекомендательное письмо к издателю «Ежемесячного журнала» В. С. Миролюбову с просьбой приветить носителя молодого таланта «с рублем в кармане и богатством в душе».
Друг, а также главный, хотя и не всегда правдивый биограф Есенина Анатолий Мариенгоф вспоминал, как Есенин рассказывал ему о встречах со столичными поэтами, которым он говорил, будто едет в Ригу бочки катать, «жрать, мол, нечего», а в Петербурге задержался на денек-другой, пока подберется партия грузчиков. Тогда как на самом деле его целью была мировая слава и бронзовый монумент — не меньше. И рассудительно замечал: «Каждому надо доставить удовольствие... Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать».
Есенин удивительно быстро вошел в моду, его стихи нарасхват брали лучшие журналы: «Голос жизни», «Новый журнал для всех», «Северные записки», «Русская мысль», «Ежемесячный журнал», «Северная звезда», «Огонек», «Весь мир», литературные и научно-популярные приложения к журналу «Нива» и другие. «Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить чрезмерно и неискренне, как умеют хвалить лицемеры и завистники», — вспоминал Максим Горький.
Осенью того же года предполагалось напечатать у Сытина «Радуницу». Городецкий просил об этом известного журналиста и мецената А. В. Руманова, рекомендуя ему «юнца златокудрого» с его медовыми стихами. Однако вскоре между Есениным и Городецким произошла размолвка, вследствие чего издание книги при содействии последнего стало невозможным. К счастью, в конце января 1916 года есенинский сборник все-таки вышел у другого издателя и при поддержке другого поэта — Н. А. Клюева, выходца из крестьян-старообрядцев. Интересно, что с Клюевым Есенина познакомил все тот же Городецкий...
Популярность Есенина в литературных кругах росли. Вместе с Клюевым «юный Лель» Есенин, одетый в сафьянные сапожки, шелковую рубашку небесно-голубого цвета, препоясанную золотым шнурком, выступал в сапогах под гармонь.
На воинскую службу его все же призвали, но кошмар окопной жизни поэту не грозил. В феврале 1916-го Сергей Есенин с Высочайшего соизволения был «назначен санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны». Подобное назначение не выглядело неожиданным для тех, кто знал о дружбе главноуполномоченного по упомянутому поезду полковника Д. Н. Ломана с Клюевым.
Предсказуемым было и то, что Есенин вскоре обрел известность в придворных кругах, и то, что за этим последовало... В лазаретах, в том числе и в патронируемом великой княгиней Елизаветой Феодоровной, устраивались концерты для раненых солдат и офицеров, в которых иногда участвовал и Есенин. Выступал поэт и в доме великой княгини. Летом 1916 года в Царском Селе он в присутствии императрицы и ее дочерей читал свои стихи. Александра Феодоровна заметила, что стихи красивые, но очень грустные. Есенин ответил ей, что такова вся Россия... затем спохватился и сослался на «бедность, климат и прочее». За участие в концертах поэту были пожалованы золотые часы с изображением государственного герба, однако переданы по назначению Ломаном так и не были.
Императрица в среде российской творческой интеллигенции была в то время крайне непопулярна. «Чудовищный слух», что «прелестный мальчик», «душка Есенин» представлялся Александре Феодоровне в Царскосельском дворце, просил и получил разрешение посвятить ей целый цикл стихов в своей новой книге разнесся стремительно и положил конец петербургскому периоду карьеры молодого поэта.
Затем возникла опасность другого рода. Книга «Голубень» вышла из печати уже после революции — в мае 19 года. Посвящение императрице («Ея Императорскому Величеству Богохранимой царице-матушке Александре Феодоровне от баяшника соломенных суемов словомолитвенного раба рязанца Сергея Есенина») автор успел снять, некоторым дотошным букинистам посчастливилось раздобыть корректурные оттиски «Голубени» с вышеприведенным «благоговейным» текстом. Приходится согласить с классиком — легче бросить книгу своей жизни в огонь целиком, чем вырвать из нее хотя бы одну страницу.

«МАТЬ МОЯ — РОДИНА, Я — БОЛЬШЕВИК!»
Революцию воспринимали по-разному. Кто-то видел в ней пришествие Антихриста, а кто-то — начало Царствия Божьего на земле. Есенин почуял сигнал к началу давно назревших перемен, его захватил вихрь событий, обретший в его воображении вселенский, космический размах и в течение двух лет в стихах Есенина полыхали вспышки космических метафор.
И хотя позднее он писал, что в годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном, и главным для него были отнюдь не свержение царизма или построение крестьянского рая на земле. У Есенина было свое понятие о Революции: «мы радуемся потопу, который смывает сейчас с земли круг старого вращения, ибо места в ковчеге искусства нечистым парам уже не будет».
В начале 1918 года, весь во власти сознания, что связь со старым миром разорвана, он написал поэму «Инония», на которую было много нападок и из-за которой за ним утвердилась репутация хулигана. Есенин был не хулиганом, а искателем. Открывшиеся ему вселенские дали требовали нового, космического зрения для их восприятия, а многие, по его убеждению, еще пребывали «в слепоте нерождения» и нуждались в постороннем вмешательстве, чтобы прозреть. А также в новом языке для описания увиденного, ибо поэт вдруг обнаружил, что все, в том числе и он сам, «не умеют писать стихов».
В поисках точки опоры и одновременно отправной точки исхода в будущее Есенин обратился к архаическим верованиям славянской Руси. В статье «Ключи Марии» (то есть ключи души) он изложил свои размышления и надежды на восстановление утраченной гармонии природы и человека. Вопрос о том, эстетическую платформу какого литературного направления разрабатывал Есенин в «Ключах Марии», поднимался неоднократно. В зависимости от найденного очередным исследователем ответа поэта хвалили или критиковали. Далась статья Есенину не без труда, но он ее любил и считал для себя важной.
Поэту показалось, что новая точка опоры найдена, когда в 1919 году вместе с А. Мариенгофом, В. Шершеневичем и Р. Ивневым он стал одним из создателей русского имажинизма. Городецкий об этом периоде жизни писал: «Быт имажинизма нужен был Есенину больше, чем желтая кофта молодому Маяковскому. Это был выход из его пастушества, из мужичка, из поддевки с гармошкой. Это была его революция, его освобождение». Сам Есенин о своей ненависти к деревенским кудрям, разумеется, помалкивал, но со временем начал просто в бешенство приходить, если его называли пастушком, Лелем или пытались представить исключительно крестьянским поэтом. Хотя еще совсем недавно и без стеснения он использовал обличье именно поэта «от сохи».
История получения им сверхдефицитной в то время бумаги, достойная пера Ильфа и Петрова, произошла в 1918 году. Намереваясь самостоятельно издавать свои книги, Есенин с товарищами организовали издательство «Трудовая Артель Художников Слова». Причесанный на крестьянский манер, в длиннополой поддевке, Есенин отравился в Моссовет и там, кланяясь и старательно окая, просил «Христа ради сделать божескую милость и отпустить бумаги для крестьянских поэтов». Несмотря на атеизм советских чиновников, бумагу ему выдали.
Свое участие в движении имажинистов Есенин объяснял назревшей потребностью в «проведении в жизнь силы образа». И борьбой с футуристами, которые «обкрадывали» его. По крайней мере, Есенин совершенно искренне считал, что футуристы используют те же поэтические приемы, что и он, а урбанизмами и гиперболами спои стихи заполняют исключительно для отвода глаз. Он писал: «Мы были зачинателями новой полосы в эре искусства, и нам пришлось долго воевать. Во время нашей войны мы переименовывали улицы в свои имена и раскрасили Страстной монастырь в слова своих стихов». «Хронике военных событий» уделила внимание и московская пресса, сообщив, что в ночь с 27 на 28 мая 1919 года правую сторону ворот Страстного монастыря мазилкой было размашисто написано «Имажинизм» и запечатлены имена поэтов этой «славной» плеяды: С. Есенин, А. Мариенгоф и пр. По левую сторону красовались цитаты из их произведений, в том числе такие перлы, как «Господи, отелись». Около монастыря собралась публика и обменивалась впечатлениями, пока из монастыря не вышли женщины и не смыли «дурацкую надпись». Есенин принимал активное участие в имажинистских эпатажных выходках, в скандальных публичных выступлениях, призывая устно и письменно: «Имажинисты всех стран, соединяйтесь!»
А что до соединения пролетариев всех стран... В начале 1919 года Есенин решил вступить в РКП(б), однако намерения своего не осуществил. В период написания поэмы «Небесный барабанщик» он несколько раз говорил о том, что хочет вступить в большевистскую партию. И даже написал заявление. Но когда «Правда» поэму отклонила, да еще с формулировкой: «Нескладная чепуха. Не пойдет», Есенин мысль о вступлении в партию отбросил. Такое развитие событий позволило ему позднее писать: «В РКП я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее». И еще: «Самые лучшие поклонники нашей поэзии — проститутки и бандиты. С ними мы в большой дружбе. Коммунисты нас не любят по недоразумению».

«ВЫ ПОМНИТЕ, ВЫ ВСЕ, КОНЕЧНО, ПОМНИТЕ...»
Село Константиново, где родился Сергей Есенин, в конце девятнадцатого века находилось во владении Ивана Петровича Кулакова. Того самого Кулакова, державшего на Хитровом рынке ночлежные дома и трактиры, столь колоритно описанные в рассказах В. А. Гиляровского. В 1911 году хозяйкой Константинова стала дочь Кулакова Лидия Ивановна Кашина — выпускница Александровского института благородных девиц, молодая, красивая. Предполагается, что она была любовью Сергея Есенина и прототипом Анны Снегиной в одноименной его поэме.
Но свои первые, еще детские чувства и стихи, Сергей Есенин посвятил не ей, а своей односельчанке Анне Сардановской. Ее любовь не выдержала разлуки, но с Сергеем они остались друзьями. Узнав о ее преждевременной смерти весной 1921 года, Есенин говорил: «У меня была настоящая любовь. К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Все рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю ее. Горько мне, жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю». По юности же именно Анна познакомила его со своей подругой Марией Бальзамовой. Сергей увлекся Марией, но по взаимности: «...Она просила меня быть ее другом. Я согласился. Эта девушка тургеневская Лиза по своей душе и но своим качествам». Он простился с ней, конечно же, «навсегда» и в уверенности, что ее образ никогда не изгладится из его памяти. И, разумеется, вскоре повторил — и снова неудачно — попытку с ней сблизиться. Последствиями очередного «окончательного разрыва» он поделился со своим школьным товарищем Гришей Панфиловым: «Письмами ее я славно истопил бы печку, но черт меня намекнул бросить их в клозет. И что же... Бумага, весом около пуда, все засорила, и, конечно, пришлось звать водопроводчика. И с ними-то беда, а с ней бы еще хуже. Хорошо, все так кончилось. При встрече — слезы, при расставании — смех и гордость. Славно! Конец неначинающегося романа!» Это письмо написано в ноябре 1912 года. Но только два с лишним года спустя, в феврале 1915 года, Сергей попросил Машу возвратить его письма и фотографии. А также прислать ее фотоснимок...
Анна Изряднова, корректор типографии Товарищества И. Сытина, о своем коллеге, подчитчике Сергее Есенине писала: «Я с ним познакомилась вскоре после его поступления в типографию. Он был такой чистый, светлый, у него была такая нетронутая, хорошая душа — он весь светился». И дальше: «Все жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить...» По вечерам и в воскресные дни они вместе ходили на занятия — с осени 1913 года Есенин стал слушателем Московского народного университета им. А. Л. Шанявского, но посещал исключительно лекции по литературе. Приятельские отношения со временем переросли в роман, в начале 1914 года они поселились вместе, а 21 декабря 1914 года у Есенина родился первенец, Юрий. В марте 1915 года Сергей уехал и Петроград. Анна позже вспоминала, что вернулся он уже совсем другим. Побыл немного в Москве, уехал в деревню. Осенью заехал, звал с собой в Петроград и тут же говорил: «Я скоро вернусь, не буду жить там долго». Но не вернулся...
Спустя два года, весной 1917-го, в газете левых эсеров «Дело народа» были опубликованы поэмы Есенина «Ус» и «Товарищ». Знакомство с Зинаидой Райх — секретарем-машинисткой редакции — произошло как раз между этими двумя событиями. Поэт, не застав того, к кому пришел, от нечего делать разговорился с красивой девушкой, оказавшейся подругой его приятеля-поэта Алексея Ганина. Ухаживал он тогда, кстати, задругой машинисткой редакции, Миной Свирской. Подруги потом смеялись, что под двумя бездомными поэтами, ночевавшими в редакции, разъезжались редакционные стулья.
Летом 1917 года Есенин и Ганин отправились по русскому Северу, «чтобы укрыться от мобилизации в армию». Есенин пригласил в путешествие Свирскую (но та поехать не смогла), Ганин — Райх. Зинаида была уверена, что Сергей испытывает к ней исключительно дружеские чувства, поэтому его признание, что он ее любит, жить без нее не может и что они немедленно должны обвенчаться, стало для девушки полной неожиданностью. Зина, финансировавшая их поездку из своей «какой-то заветной суммы», послала отцу телеграмму: «Вышли сто. Венчаюсь». Обряд совершили в церкви святых Кирика и Улиты деревни Толстиково, под Вологдой, 30 июля 1917 года. Алексей Ганин стал поручителем со стороны жениха.
Со дня знакомства до дня свадьбы прошло приблизительно три месяца — все это время будущие супруги оставались на «вы» и встречались только на людях. Несмотря на столь «трепетные» поначалу отношения и на рождение 29 мая 1918 года дочери Татьяны, брак продлился недолго. Зинаида ждала второго ребенка, а супруги уже жили врозь, хотя еще не были разведены. О рождении сына (3 февраля 1920 года) Есенину сообщили по телефону, по телефону же он дал ему имя: Константин. Впервые Сергей увидел Костю только через несколько месяцев — в купе поезда, на ростовском вокзале. Об этой встрече известно со слов Анатолия Мариенгофа, «при посредничестве» которого она и произошла. Зинаида Николаевна попросила его передать Сергею, что она едет на Кавказ вместе с сыном: «Пусть зайдет взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе». Есенин все-таки дал себя уговорить, но встреча сына с отцом была разочаровывающей для обоих родителей. Сергей сказал, что Костя черненький, а Есенины черные не бывают... Заявление о разводе он подал в феврале 1921 года, в октябре брак был расторгнут. Это не стало окончательным разрывом, но «продолжение последовало» не сразу.
Тогда же, в октябре 1921-го, Есенин познакомился с Айседорой Дункан. Она прибыла в Москву в июле по приглашению советского правительства: Луначарский официально предложил знаменитой танцовщице открыть в Москве собственную балетную школу-студию, о чем она мечтала много лет. «Малинововолосая, беспутная и печальная, чистая в мыслях, великодушная сердцем, осмеянная и загрязненная кутилами всех частей света и прозванная "Дунькой", в Москве она открыла школу пластики для пролетарских детей», — писал художник Юрий Анненков.
Есенину было двадцать шесть, ей - сорок четыре. «Мальчишкой, целуя коров в морду, я просто дрожал от нежности... И сейчас, когда женщина мне нравится, мне кажется, что у нее коровьи глаза. Такие большие, бездумные, печальные. Вот как у Айседоры». Правда, к моменту их встречи человеку злорадному не только глаза «божественной босоножки» могли напомнить о ребячьих симпатиях Есенина. Рядом с высокой и располневшей Дункан он, невысокий и изящный, с кудрями, где смешались «золото и медь», еще больше походил на юного пастушка.
В изложении Мариенгофа их первая встреча происходила так: «...Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький, нежный рот ему улыбнулся... Она окунула руку в его кудри и сказала: "Золотая голова!" Было неожиданно, что она, знающая не больше десятка русских слов, знала именно эти два. Потом поцеловала его в губы. И вторично ее рот, маленький и красный, как ранка от пули, приятно изломал русские буквы: "Ангел!" Поцеловала еще раз и сказала: "Тшорт!" В четвертом часу утра Изадора Дункан и Есенин уехали...» Через несколько дней после знакомства он переехал к ней с вещами.
Дункан, считавшая брак абсурдным и порабощающим, впервые вышла замуж, причем дважды за Сергея Есенина: в Москве, в мае 1922 года — перед поездкой в Европу, и в Берлине, в июне 1922 года — перед поездкой в Америку.
За границей Есенин из известного российского поэта превратился в «только мужа» прославленной танцовщицы. Смириться с подобным было немыслимо, и это тоже стало поводом к беспрерывным скандалам. Поэт писал Мариенгофу: «В Берлине я наделал, конечно, много скандала и переполоха. Мой цилиндр и сшитое берлинским портным манто привели всех в бешенство. Все думают, что я приехал на деньги большевиков, как чекист или как агитатор...» Несколько отличаются от его рассказа воспоминания 0 Натальи Крандиевской-Толстой: «На Есенине был смокинг, на затылке цилиндр, в петлице хризантема. И то, и другое, и третье, как будто бы безупречное, выглядело на нем по-маскарадному. Большая и великолепная Айседора Дункан с театральным гримом на лице шла рядом, волоча по асфальту парчовый подол. Ветер вздымал лиловато-красные волосы на ее голове. Люди шарахались в сторону».
Затем они уехали в Америку — у Айседоры был контракт. После выступлений она выводила на сцену Есенина, представляя его публике как «второго Пушкина».
Жить Есенину в Советской России было тяжело до чрезвычайности, но оказалось, что за границей жить ему и вовсе невозможно. «Боже мой, такая гадость однообразия, такая духовная нищета, что блевать хочется. Сердце бьется, бьется самой отчаяннейшей ненавистью, так и чешется, но, к горю моему... почесать его нечем», — изливал Есенин душу в письме Мариенгофу. «Хочется мне... обратно в Россию, к прежнему молодому нашему хулиганству и всему нашему задору». Айседоре, находившейся с ним рядом, он писал тоже: «Milaya Isadora, Ya ne mogu bolshe hochu domoi. Sergey». В августе 1923 года супруги вернулись в Москву.
Айседора сама не понимала, как ее угораздило влюбиться в такого мужчину, как Есенин. Сносить его оскорбления, придирки, побои, измены. Ждала, надеялась на чудо. А он — уходил, возвращался, просил простить, клялся в любви. Снова исчезал и снова появлялся. Позже Есенин говорил: «Была страсть, и большая страсть, целый год это продолжалось, а потом все прошло — и ничего не осталось, ничего нет».
Сразу же после возвращения в Россию Есенин сбежал ил дома. Айседора мучилась и ревновала безумно. Отправившись в Крым, телеграфировала своему блудному мужу, прося присоединиться к ней в Ялте. В ответ получила телеграмму за подписью Галины Бениславской: «Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной. К вам не вернется никогда». Через несколько дней Сергей сам отправил телеграмму: «Люблю другую. Женат и счастлив. Есенин».
В 1924 году Айседора уехала во Францию. Одна. И все же Сергей не раз говорил: «Только двух женщин любил я в жизни. Это Зинаиду Райх и Дункан». И еще, поскольку для него одно было неотделимо от другого: «Я двух женщин бил — Зинаиду и Изадору — и не мог иначе».
Галина Бениславская познакомилась с Есениным в ноябре 1920 года, во время его выступления в Политехническом музее, и тогда же без памяти в него влюбилась. «Так любить, так беззаветно и безудержно любить, да разве это бывает? А ведь люблю, и не могу иначе; это сильнее меня, моей жизни. Если бы для него надо было умереть — не колеблясь, а если бы при этом знать, что он хотя бы ласково улыбнется, узнав про меня, — смерть стала бы радостью». Это запись из ее дневника. Есть версия, что чекисты специально подослали Бениславскую — штатную сотрудницу ВЧК — к Есенину, чтобы находясь в кругу его друзей, она сообщала об их разговорах и планах. Но документальных подтверждений слежки Бениславской за Есениным нет. Романтически настроенная девушка, фанатично преданная идеям революции и гордая сопричастностью к карающим органам революционной власти, образованная — окончила с золотой медалью женскую Преображенскую гимназию в Петрограде и до начала революции училась на факультете естественных наук Харьковского университета, — она легко могла бы стать «своей» в литературной среде и прилежно «исполнять гражданский долг». Но оказалось, что заклейменная как буржуазный пережиток любовь между женщиной и мужчиной, даже если она безответная, может оказаться сильнее любви к революции. Она хотела быть Есенину женой, он же не скрывал, что не любит ее. Прибавляя, что любовь для него — страшное мучение, и «вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя». После возвращения из-за границы Есенин поселился у нее, а вскоре в небольшую ее комнату в коммуналке приехали из деревни и есенинские сестры. Они оставались жить у Галины, даже когда Сергей надолго уезжал. Весной 1925 года Есенин расстался с Галей окончательно, женившись на Софье Толстой. Через год после смерти Сергея Есенина Бениславская застрелилась на его могиле, оставив записку: «3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя я знаю, что после этого еще больше собак будут вешать на Есенина... Но ему и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое».
О Надежде Вольпин, «Северянке» из «Персидских мотивов», писать непросто, не писать невозможно. Их судьбы связаны неразрывно — и незаметно. Познакомились они с Сергеем в 1919 году, и в жизни поэта Надя существовала как бы параллельно с другими «сюжетными линиями». Три года девушка не отвечала на чувства поэта, весной 1922 года Есенин, по его же пьяному признанию, «этот персик раздавил». А в мае женился на Дункан и уехал с ней в Европу. В следующем году вернулся в Россию, расстался с Айседорой, жил с Бениславской, опять стал встречаться с Райх на квартире ее подруги... Браки Есенина длились недолго, связи рвались и возобновлялись. Надежда не претендовала на брак, не строила планов на совместное проживание, не питала, по-видимому, иллюзий насчет Есенина как человека, хотя преклонялась перед его талантом и очень его любила. Их сын, Александр Вольпин-Есенин, родился в мае 1924 года в Ленинграде. Однажды Надя с няней и грудным сынишкой встретилась на улице с Сергеем. Она дала знак няне с ребенком перейти на другую сторону улицы, не желая, чтобы отец впервые увидел сына так — случайно и мимоходом. Надя заметила, как у Есенина передернулось лицо, — он чувствовал себя виноватым перед ней и не посмел протестовать. Они перекинулись парой слов и каждый проследовал своей дорогой. Больше увидеть Сашу поэту так и не довелось, адреса он не знал.
Когда в марте 1925 года Сергей познакомился с Сонечкой, внучкой Льва Толстого, та была влюблена в его поэзию и в него самого. После поездки на Кавказ они зарегистрировались в том самом ЗАГСе, где Есенин женился на Айседоре Дункан (с которой официально так и не развелся).
Сергей сменил свой холостяцкий быт на домашний уют, череду девиц на любящую жену, друга и помощника в одном лице. Это ли не долгожданное счастье!.. Но на вопрос приятеля о его жизни поэт отвечал: «Готовлю собрание сочинений в трех томах и живу с нелюбимой женщиной». А Сонечка в письме к матери писала: «Я встретила Сергея. И поняла, что это большое и роковое... Я знала, что иду на крест, и шла сознательно, потому что ничего в жизни не было жаль. Я хотела жить только для него. Я себя всю отдала ему. Я совсем оглохла и ослепла, и есть только он один». «Оглохла»? Они оба были совершенно глухи друг к другу — она упорно не желала видеть его равнодушия к себе, ему ее безграничная любовь была не нужна, а очень скоро начала раздражать. Оказавшись в больнице поздней осенью 1925-го, Есенин запретил Сонечке посещать его. Домашнюю еду ему приносили сестры.
Он был еще способен внушать любовь, но сам уже любить не мог, не мог даже отогреться у огня чужой любви. Никто — ни Сонечка Толстая, ни Галя Бениславская, ни Айседора, ни матери его внебрачных сыновей — Анна Изряднова и Надежда Вольпин, ни Зинаида Райх, когда-то его, а теперь чужая жена, не могли ему в этом помочь. Горькая ирония видится в том, что поэт, чьими стихами зачитывались и до сих пор зачитываются влюбленные, с помощью которых соблазняют, завоевывают сердца и возвращают потерянных возлюбленных, не мог ни быть счастливым, ни сделать счастливой хотя бы одну из любящих его женщин. По крайней мере — сделать счастливой надолго.

«МНЕ ОСТАЛАСЬ ОДНА ЗАБАВА...»
«Чуют ли поэты свою гибель? Конечно. Ушла в прошлое дедовская Русь, и вместе с нею, с меланхолической песней, отходят ее поэты», — такими словами критик ГФ. Устинов в начале двадцатых годов сопровождал анализ творческого и жизненного пути Сергея Есенина. И он же писал, что поэт, оторвавшись от деревни, так и не пристал к городу, и «скитается, как Пугачев, бандитом — психобандитом — по взбудораженной земле». Как ни грустно слышать подобное о любимом поэте, правоту Устинова приходится признать. Видимо, обладая душой более ранимой, чем у большинства, поэты редко обретают счастливую судьбу. В России — особенно редко. Есенин не стал исключением: «Наше безалаберное российское житие, похожее на постоялый двор, каждый раз выбивало перо из рук. Я удивляюсь, как еще я мог написать столько стихов и поэм».
Юношей он размышлял о смысле жизни человеческой. «Я не могу понять ее назначения, и ведь Христос тоже не открыл цель жизни. Он указал только, как жить, но чего этим можно достигнуть, никому не известно», — писал Сергей своему школьному другу Грише Панфилову в ноябре 1912 года. Последующие тринадцать лет не приблизили его к решению этого извечного для мыслящей части человечества вопроса: «Мне страшно — ведь душа проходит, как молодость и как любовь...»
Хулиган, скандалист, пропойца с окровавленной душой... В его стихах все чаще звучали мотивы беспросветного одиночества и загубленной жизни, пьяную удаль сменяла надрывная тоска. Видимо, действительно напрасно Есенин оторвался от деревни, от своих корней, от родного берега. Попытался пристать к другому берегу — тот его не принял. А возвращаться было поздно, да и некуда — социалистическая «новь» советской деревни была чужда ему еще больше, чем деревня патриархальная. «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал... Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений». По свидетельству современников, впадая в запои, он мог страшно «крыть на всех углах» советскую власть. Протрезвев — продолжал, часто в стихах: «Какую-то хреновину в сем мире большевики нарочно завели». Или, напротив, доказывал, что его никто не понимает и что он самый первый в России большевик. В 1923 году в письме А. Кусикову написал: «Перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской...»
Раздвоенность становилась характерной для Есенина. О том, кого — буржуазную идеологию или советскую власть — изобличал он в поэме «Страна негодяев», споры не утихают до сих пор. Именно эту поэму многие считают причиной травли Есенина и трагической его кончины. Последние годы жизни он провел в постоянных разъездах, скрываясь от судебных преследований. В ноябре 1925 из-за угрозы ареста поэту пришлось лечь в психоневрологическую клинику. Чекисты требовали у директора клиники профессора П. Б. Ганнушкина выдачи Есенина, но тот отказался и вместо Есенина выдал справку: «Больной С. А. Есенин находится на излечении в психиатрической клинике с 26 ноября с/г по настоящее время, по состоянию своего здоровья не может быть допрошен в суде».
Пребывание в клинике, несомненно, пошло Есенину на пользу, и дело не только в отсрочке встречи с «правосудием» — среди заболеваний в его истории болезни были и белая горячка, и галлюцинации. Диагноз, поставленный профессором Ганнушкиным, гласил: «ярко выраженная меланхолия». Лечение было рассчитано на два месяца, но Есенин сбежал из больницы намного раньше. Уже 7 декабря он телеграфировал своему другу Эрлиху — просил найти две-три комнаты, так как в двадцатых числах декабря он переезжает в Ленинград. Под каким-то предлогом Есенин 21 декабря отпросился из клиники на день, но обратно не вернулся. Не пришел он и домой. Два дня ходил по редакциям и издательствам, завершал московские дела и прощался с друзьями. Навестил Зинаиду Райх и детей. Зашел проститься и с Анной Изрядновой: «Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверно, умру», просил беречь и не баловать сына. Предложил Августе Миклашевской — «женщине с задумчивыми глазами», последней его музе, начать с ним в Ленинграде новую жизнь. Позвонил Галине Бениславской, просил приехать на вокзал попрощаться. Сказал, что и Софья Андреевна Толстая придет. Галина ответила: «Не люблю таких проводов...» — и не приехала. Вечером 23 декабря Есенин зашел домой, не здороваясь, прошел мимо сестры и жены в свою комнату, собрал вещи и уехал в Ленинград. Жене оставил записку: «Соня. Переведи комнату на себя. Ведь я уезжаю, и потому нецелесообразно платить лишние деньги».
В ночь с 27 на 28 декабря 1925 года Есенин умер. Самостоятельно ли ушел он из жизни в номере гостиницы «Англетгер» или его убили, инсценировав самоубийство, вероятно, будут выяснять до тех пор, пока будут помнить его имя. Есть версия, что и в гостинице «Англетер» он не останавливался, а был убит во время «допроса с пристрастием» в расположенной неподалеку следственной тюрьме ГПУ и уже мертвым перенесен в нежилой, наспех меблированный пятый номер гостиницы... По-видимому, никаких давно известных или вновь обнаруженных фактов никогда не будет достаточно, чтобы вынести окончательное решение: их просто не пожелают принять сторонники той или иной точки зрения. Бесспорным остается лишь сам факт смерти Сергея Есенина, повисшего «лицом к синей ночи, смотря на Исаакиевскую площадь».
«Эта страшная и в то же время такая жалкая гибель всколыхнула общественное сознание, — писал критик П. Медведев. — Не столько творчество Есенина, сколько он сам оказался в центре внимания. В стихах его искали объяснения его жизненной драмы... Стихи поэта превратились в свидетельские показания, если не в последнее слово подсудимого».
Но какой суд существует для поэта, кроме суда потомков?..

Журнал Личности России», №3, 2008. Украина, г. Киев.

 

Добавить комментарий

Комментарии проходят предварительную модерацию и появляются на сайте не моментально, а некоторое время спустя. Поэтому не отправляйте, пожалуйста, комментарии несколько раз подряд.
Комментарии, не имеющие прямого отношения к теме статьи, содержащие оскорбительные слова, ненормативную лексику или малейший намек на разжигание социальной, религиозной или национальной розни, а также просто бессмысленные, ПУБЛИКОВАТЬСЯ НЕ БУДУТ.


Защитный код
Обновить

Новые материалы

Яндекс цитирования
Rambler's Top100 Яндекс.Метрика