БУЛГАКОВА О. Та самая проверка

PostDateIcon 13.04.2011 12:44  |  Печать
Рейтинг:   / 4
ПлохоОтлично 
Просмотров: 10114

Ольга Булгакова

ТА САМАЯ ПРОВЕРКА

Вместо пролога

Замкнутый круг. Самоубийство Сергея Есенина превращается в самоубийство законности. Катализатором этого процесса стали широко опубликованные в СМИ посмертные фотографии поэта. Для всякого, кто их видел, «повесился» звучит как насмешка. Впрочем, «законность» звучит так же. Люди давно верят в неё не больше, чем в самоубийство Есенина. И просят только одного: провести проверку по факту гибели поэта. В ответ должностные лица, коим в обязанности вменено отстаивание интересов закона, мнутся, как врачи у постели безнадёжно больного, умирающего по их вине. И неохотно сообщают, что такая проверка уже была проведена «комиссией Есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти С. А. Есенина» под председательством Юрия Прокушева. О чём даже выпущена книга — весьма внушительный труд под нейтральным названием «Смерть Сергея Есенина». Но не сообщают, что деятельность «комиссии» характер носила неофициальный. Экспертиз не проводилось. Привлечённые эксперты в частном порядке высказали свое мнение по совершенно формальным вопросам, дружно отметили низкое качество, проведенного в 1926 году дознания и оставили всё, как есть. Анекдот периода застоя: вышли из вагонов, раскачивали поезд, гудели и, вообще, делали вид, что едут.
А между тем, глаза завязаны только у Фемиды, её служители способности видеть не лишены. И за безликой громадой больших чинов скрываются вполне реальные люди, наделённые способностью видеть, думать, понимать и даже! — принимать решения. Если только эту способность не обменивают на мундир, заступая на важный пост по охране законности в стране.

Но это факт?
Нет, это не факт.
Это гораздо
больше, чем факт:
так оно и
было на самом деле.
Г. Горин

Та самая проверка

«Вот факты: выписка из церковной книги, справка о смерти барона, квитанция на гроб. Казалось бы, доказательств более, чем достаточно. Однако, подсудимый продолжает упорствовать. Воспользовавшись своим внешним сходством с покойным бароном, коварно овладев его походкой, голосом и даже отпечатками пальцев, подсудимый наивно пытается нас обмануть и заставить узнать в себе нашего дорогого барона, которого мы три года назад торжественно проводили».
Блистательная речь адвоката Рамкопфа и фарисейский суд над садовником Мюллером удивительно точно передают суть «прокушевской» проверки.
«…эмоционально-публицистическая сторона явно преобладает над документальной, научно-аргументированной основой; предположение, версия, домысел — над точными, неопровержимыми фактами», — это уже Прокушев не столь блистательно, как Рамкопф, зато не менее лицемерно рассказывает о материалах, ставящих под сомнение самоубийство Сергея Есенина, во вступлении к уже упомянутому бестселлеру. К слову, вступление имеет весьма претензионное название: «В поисках истины». Но поиски во вступлении же и заканчиваются. Подытоживают окончание этих недолгих поисков слова старшего прокурора Дедова.  Сильно уступая Рамкопфу в элегантности слога, в иезуитстве и абсурдности он вполне может с ним потягаться: «…допущенные неполнота и низкое качество документов дознания только лишь сами по себе, без подтверждения другими объективными доказательствами, не могут служить основанием для вывода об убийстве поэта или для эксгумации его останков с целью проведения судебно-медицинского исследования». Ну, как?
Какие могут быть еще «другие объективные доказательства», кроме материалов дела? Кстати, говоря о «точных, неопровержимых фактах», Прокушев имеет в виду те самые документы дознания, «неполноту и низкое качество» которых отмечает Дедов. А ссылаясь в своём замечательном вступлении на заключения экспертов, которые, по его словам, опровергают версию об убийстве Есенина, он просто-напросто врёт. Ни один эксперт ничего не опроверг, равно, как и ничего не подтвердил. Выкручиваясь, кто как может, по принципу «и вашим, и нашим
давай, спляшем», они дают ответы столь расплывчатые и не по существу, что, кроме того, что «чего-то там с Есениным случилось: то ли это, а то ли то…», понять ничего нельзя. Тем более, что Прокушев, завершив «поиски истины», всерьёз занялся поиском «дурней себя» и беззастенчивым подтасовыванием понятий. Перед экспертами он ставил вопросы, ответы на которые очевидны, не касаясь сути возникающих в деле противоречий. Так, говоря об акте Гиляревского, Прокушев интересуется: «соответствует ли содержание акта выводу о том, что смерть произошла от механической асфиксии повешения?» И эксперты с готовностью кивают головой: «Заключение о причине смерти Есенина соответствует данным, полученным при исследовании трупа». Какая неожиданность! Можно подумать, кто-то в этом сомневался. А соответствуют ли «данные, полученные при исследовании трупа» трупу Есенина? Сравнивая посмертные фотографии Сергея Есенина с исследовательской частью акта Гиляревского, пресловутые «десять отличий» найти — не вопрос.  Вопрос в другом — на что списать промахи акт, наподобие: «зрачки равномерно расширены, отверстия носа свободны». Впрочем,  акт Гиляревского на вопросы не отвечает, он их задаёт.

Тот самый акт


Именно «акт», не заключение эксперта, а акт. Соответственно, экспертиза не проводилась. Акт в единственном экземпляре, написанный от руки, без машинописной копии и исходящего номера. Но дело далеко не в формальной стороне.
Доктор медицинских наук, профессор, генерал-майор медицинской службы  Томилин по-военному чётко указывает на недостатки акта:
«а) Очень кратко составлена вводная часть; нет сведений о том, кто назначил исследование трупа; не сообщаются сведения об обстоятельствах следствия и др.;
б) Описание обнаруженных повреждений очень кратко и неполно (не указана точная локализация, форма, состояние краев, углов, отдельных повреждений и пр.);
Практически не описана странгуляционная борозда.
Имеются и другие недостатки формы и содержания акта».
Однако, доцент академии им. Сеченова, кандидат медицинских наук Маслов никаких недостатков в акте Гиляревского не усмотрел и даже напротив, нашёл, что «достаточно подробно описаны характер, локализация странгуляционной борозды».
Надо заметить, что к Маслову «Есенинский комитет» обратился после разъяснений Томилина, и, судя по всему, нашёл большее понимание.
Однако, как только дошло до дела, выяснилось, что акт не так безупречен, как хотелось бы Маслову. На вопрос следователя Хлысталова о давности наступления смерти и продолжительности висения тела в петле, он сообщил: «Из-за отсутствия описания других трупных изменений, состояния трупных пятен при надавливании и т.д. по настоящему описанию трупных изменений установить давность наступления смерти в момент производства вскрытия и продолжительность его висения в петле затруднительно».
Проще говоря, профессор Гиляревский в акте вскрытия не указал время наступления смерти и не описал признаки, способные помочь установить его. Время, наряду с причиной смерти
основной вопрос. Как проводить следствие? Когда произошла эта самая асфиксия: неделю назад, три дня, два часа? Как искать подозреваемых? Как проверять алиби? Надо понимать так, что в этом случае поверили на слово, и время наступления смерти установили по свидетельским показаниям, не отличающимся согласованностью. «Джентельменское» соглашение.
Зато в акте содержатся следующие сведения: «покойному 30 лет»  — профессор Гиляревский визуально установил возраст покойного и весьма точно! «…труп правильно развит, удовлетворительного питания» — уж кому-кому, а профессору известно, что у трупов с развитием и питанием разные сложности случаются. Ну, коронное: «глаза закрыты, зрачки равномерно расширены, отверстия носа свободны; рот сжат, кончик языка ущемлён между зубами» — одно из двух: либо Сварог рисовал, а Наппельбаум фотографировал не Есенина, либо Гиляревский вскрывал кого-то другого.
«Ширина борозды с гусиное перо» — очень точная единица измерения выбрана профессором. Видимо, среди прочих, был выпущен и декрет, обязывающий гусей иметь одинаковую ширину всех перьев. «Сердце с кулак покойного» — профессор творчески подошел к вопросу измерений. «В почечном канале ничего особенного» — да, действительно, чего там особенного? «…покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время» — это не к кому, что состояние скорее «висячее», чем «повешенное», а к расплывчатости слова «продолжительное». Профессор не сориентировал даже примерно: несколько часов, несколько дней, сутки? А, может, месяц?
Неужели профессор составил такой акт? Неужели в 1925 году в России был столь низкий уровень развития медицины? Нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов ставит сложнейшие опыты, проводит уникальные операции, изучая рефлексы и высшую нервную деятельность, а профессор — не студент-заочник, а умудренный опытом про-фес-сор, производя вскрытие, измеряет сердце в «кулаках покойного»? 33 попугая и одно гусиное перо!

Тот самый Гиляревский?


Очень хочется сделать небольшую историческую справку. Александр Григорьевич Гиляревский родился в 1870 году. Соответственно, в самом конце 1925 года ему было полных 55 лет. Он — выпускник Санкт-Петербургской военно-медицинской академии. Учебное заведение весьма уважаемое в царской России. То есть, это — не мальчишка, окончивший с грехом пополам курсы санитаров, это профессор, с солидным опытом и стажем. И вот те нате! Не надо забрасывать эхолот, чтобы понять, что «Акт вскрытия трупа Сергея Александровича Есенина» — шедевр уровня Швондера, но никак не профессора Преображенского.
Но, тем не менее, «комиссия единодушно», как констатирует Прокушев, решает, что «…фактически объективно нет материалов, которые могли бы документально опровергнуть содержание акта…» Сохранились подлинные негативы фотографий Наппельбаума. И если на них и на рисунках Сварога у Есенина «глаза закрыты, зрачки равномерно расширены, отверстия носа свободны; рот сжат, кончик языка ущемлён между зубами», то «фактически объективно» и далее по тексту.
Но «комиссия» не ограничилась этим сенсационным выводом. Прокушев «со всей ответственностью» неоднократно настаивает, что «неопровержимых данных, свидетельствующих о насильственной смерти Есенина нет». Вероятно, есть «неопровержимые данные, свидетельствующие» о самоубийстве? Навалом! Следом за актом, не оставляющим ни малейшего шанса сомнениям, идут не менее убедительные посмертные маски с лица Есенина.

Те самые маски

Масок оказалось несколько. И среди них — склеенная из пяти частей. К сожалению, их обилие не способствовало точности исследования в связи с тем, что «фактически объективно», если на то пошло, это не маски с лица Есенина, это — всего лишь маски с масок. И каждая следующая — менее точная копия предыдущей. Всего исследовалось пять отдалённо напоминающих друг друга масок.
Однако, описывая повреждения лица, отобразившиеся на масках, эксперт Дегтярёв отмечает некоторые общие для всех детали: спинка носа имеет горбинку, искривлённую влево. В лобной области маски с захватом переносицы имеется косовертикальный участок западения прямоугольной формы, имеющий нечёткие края. Поверхность этого участка не ровная, не везде одинаково западающая, кверху  от переносицы в области лба — несколько выше окружающей поверхности. Размер, точнее ширина этого участка на масках, варьируется: 4,5 на 1 см, или на 2,2 см, или на 2,1 см.
Также на этом участке отмечается: внизу справа (в области внутреннего конца правой брови) — западение округлой формы, диаметром около 1 см, глубиной 0,2-0,3 см. В области внутреннего конца левой брови — участок в виде нечёткого желобообразного западения, той же глубины. А между этими двумя участками — над переносицей — западение глубиной 0,1-0,2 см.
В числе прочих повреждений на всех масках отобразилось западение округлой формы в области внутреннего угла правого глаза, диаметром 0,4-0,5 см с ровными валикообразными краями, глубиной 0,3-0,4 см. И примерно на 1 см выше и правее — округлый участок стертости рельефа гипса с нечёткими границами, гладкой поверхностью, диаметром 0,7-0,8 см, слегка возвышающийся.
Одна особенность неприятно обращает на себя внимание. Предоставленная для исследования маска из частной коллекции, покрытая олифой, в сравнении с другими являющаяся наиболее чёткой и рельефной, при исследовании почему-то навязчиво сравнивается с экспозиционной маской из Константиново, выглядящей более «благообразно». Цель сравнения очевидна и проста — породить мысль: «какая-то она не такая». И кроме того, описав повреждения лица, отображённые на «олифовой» маске, эксперт размеры их предпочёл не указывать, ограничившись расплывчатыми фразами: «так же, как и на предыдущих масках», «схож с западением на вышеперечисленных масках». Хотя со всеми «предыдущими» таких небрежностей себе не позволял. Моё личное «на глаз» впечатление: «западения» на этой маске значительно глубже, и с ещё более неровными краями.
Впрочем, это — не самое интересное. Позже, делая выводы, Дегтярёв глубокомысленно решит по совокупности признаков, что маска из Константиново — это оригинал, а остальные четыре — копии. Мало того: «…сравнение элементов лица на масках друг с другом дают основание высказаться о том, что маски-копии изготовлены с представленной маски-оригинала…». Весьма небанальная мысль, вполне в духе акта Гиляревского. И потому, что на «маске-оригинале» повреждения лица отобразились менее рельефно, чем на остальных, несмотря на то, что рельефность должны утрачивать копии. И потому, что сложно с маски, на которой губы Есенина полуоткрыты, сделать копию, на которой они плотно сомкнуты.
Дело в том, что с лица Сергея Есенина после смерти дважды снимали маску: скульптор Бройде в Ленинграде и скульптор Золотаревский в Москве. Эти две маски могут существенно различаться. Лицо Есенина несколько раз «реставрировали», а перед торжественным прощанием в Доме печати — особенно тщательно. Это хорошо видно на фотографиях. Присутствовавшие вспоминали «большую, почему-то скудно освещённую комнату» и «куклу» в гробу, которую нельзя было узнать. Поэтому, насколько разнятся фотографии Есенина в гробу, сделанные в Ленинграде и в Москве, настолько будут разными и маски. Может, представленные эксперту четыре маски — и копии, но с «константиновской» ли? Как же проводить их сравнительный анализ?
Впрочем, и это не самое интересное. Дегтярёв по форме и морфологическим признакам повреждений опять нашёл «основание высказаться» и всё так же опрометчиво. «Высказал» он неновую мысль о том, что «повреждения или следы от повреждений могли образоваться при контакте лица умершего с тупым твёрдым предметом, имеющим цилиндрическую поверхность, в том числе и с трубой отопления». А с двумя трубами? В номере, где было обнаружено тело Сергея Есенина, две близкорасположенные параллельные трубы отопления. Но второй вечно не оказывается на месте, как только начинаются очередные «поиски истины».
Кроме того, при исследовании на масках зафиксированы «нечёткие края» участка западения «с неровной, не везде одинаковой поверхностью» и искривлённая влево спинка носа. Вот бы где поинтересоваться наличием соответствия между исследовательской частью и выводами. В «Англетере» такие покорёженные трубы? Нос сломать можно…
Далее мысль Дегтярёва развивается ещё более увлекательно. Все отобразившиеся на масках травмы лица он сваливает на «технологию изготовления посмертных масок». А когда это уже становится технически неудобно — неровен час, скульпторы прочитают — тогда на прижизненные дефекты внешности Есенина. В качестве причин отобразившейся на масках асимметрии лица поэта Дегтярёв называет «неравноценность конструктивных элементов костного черепа, специфичность мимики, отражение общей асимметрии тела», а также таинственные «многие другие». И сообщает, что «такая асимметрия не может быть проявлением травмы».  Увеличение топливных ресурсов в связи с продвижением вглубь лесного массива. То, что «правая бровь прямая и выше левой, дугообразной… правый глаз несимметричен левому и более западает… правая носогубная складка менее выражена, чем левая… нижний край правого крыла носа располагается выше, чем край левого крыла», — это не следствие нанесённых Есенину травм, а неожиданный итог его «специфической мимики». Так-то вот! С русского на русский: у Есенина при жизни и было такое лицо: перекошенное, с одним запавшим, другим — вышедшим из орбиты глазом, смещёнными крыльями носа и жутким отёком щеки. Куда уж там Гюго с его Квазимодо до дегтярёвского «Есенина». Кстати, более запавший правый глаз — ещё одна странность, не нашедшая объяснения у экспертов. На фотографиях отчётливо видно, что запал как раз левый глаз. И маска, вроде бы, «отзеркаливать» не должна.
А нос «с горбинкой» мог быть сломан у Есенина ещё при жизни. Ну, разумеется, не после смерти. Может, нос сломали Есенину непосредственно перед смертью, тогда же, когда «асимметрично» выбили глаз и «косовертикально» проломили лоб? Нет. «Комиссия» точно знает, что нос был сломан значительно раньше. Это видно на снимках. Не замечали? А никто не замечал. Но кто ищет, тот всегда найдёт! И нашли. Нашли фотографию, запечатлевшую Есенина с Леоновым в марте 1925. Есенин на ней — в полупрофиль. Удача! Нос у него — с горбинкой. Да с какой! И, нисколько не смутившись тем очевидным обстоятельством, что ни на одной другой из многочисленных фотографий поэта, нет никакой «горбинки в области спинки носа», обычную светотень на некачественном снимке выдали за искомый «сломанный нос». На всех фотографиях Есенина, сделанных до, после и в одно время с означенной, запечатлевших поэта в фас, профиль, полупрофиль и во всем многообразии ракурсов, у него идеально ровный нос. Включая самые последние снимки, сделанные осенью 1925 года.
Найти фотографию, сохранившую для удобства экспертов «асимметрию» есенинского лица, не удалось даже «комиссии». В браке бы у фотографов порыться.
В то же время кипела работа у целой группы экспертов под руководством Плаксина. Они тоже днём с огнём искали истину на основании «письма» Прокушева. В том числе, исследовали посмертные маски. Коих им было предоставлено целых семь. И какое неординарное решение нашли эксперты — вероятно, посчитав маски идеально идентичными, свои выводы относительно них они обобщили: «в лобной области между бровями имеется выступающая на высоту до 0,3 см площадка, края которой плавно сливаются с окружающей поверхностью. Контур площадки имеет форму дуги, распространяющейся влево вверх и открытой между бровями вниз. Длина площадки около 4 см, ширина в нижней части около 3 см. В верхней половине площадки круглое плавное вдавление, диаметром около 1,5 см и глубиной до 0,1 см».
Вот так! Дело в том, что плаксинский квартет исследовал те же маски, что и Дегтярёв, плюс маска из «Пушкинского дома» и ещё одна из частной коллекции. А как изменилась картина! «Вдавление» осталось только «в верхней половине площадки», правда, изменив форму и глубину. Воистину, ум — хорошо, а два — лучше! А уж четыре… «Между корнем носа и внутренним концом правой брови имеется полукруглое в поперечном сечении вдавление, диаметром 3,7 см». Неожиданно и смело! Шире, чем 2,2 см ещё ничего не намеряли.
Затем квартет преобразовался в кружок «экспериментального моделирования и художественной лепки». Дабы исключить превратность толкования исследования, была выполнена копия посмертной маски из пластилина. На коей стальной трубой, диаметром 3,7 см было произведено вдавление в лобной области. Результатом сей манипуляции стал широченный отпечаток в виде замечательно ровного желоба с чёткими краями и замечательно же ровной поверхностью. Последовал несколько неожиданный вывод экспериментаторов о том, что картина, отобразившаяся на  пластилиновой маске «по форме и размеру соответствует вдавлению, отмеченному при исследовании фотографий…» Почему вдруг фотографий, а не масок? Впрочем, это не имеет значения. Вдавление на пластилиновой маске и фотографиям, и гипсовым маскам соответствует в равной степени. А именно — нисколько. Правда, оно — на том же месте. Но это фокус для начинающих: куда трубу приложишь, там она и отпечатается, при этом вторая труба, разумеется, опять куда-то пропала. Однако, «комиссия» с полным пониманием отнеслась к креативному ходу экспертов и снисходительно, как взрослые в детской игре, согласилась: «похоже, молодцы». В кружках моделирования и лепки практикуются игры на развитие воображения: то, чего не видишь, надо додумать.
Тем более, что исследованием фотографий эксперты занимались тоже.

Те самые фотографии

Дегтярёв при исследовании фотографий по-прежнему избегает быть тривиальным. Посмертные фотографии Сергея Есенина, сделанные Наппельбаумом, он отчего-то называет «любительскими». Тут снова тянет внести ясность посредством исторической справки. Моисей Соломонович Наппельбаум — профессиональный фотограф. Того больше — «кремлёвский». Признанный мастер ретуши — «король». Многие исторические персонажи того времени: и политические деятели, и представители культуры и искусства знакомы нам именно по портретам работы Наппельбаума. За что же сделанные им снимки обзывать «любительскими»? И какие тогда признавать профессиональными? Ну, допустим. Ладно.
Так вот, большой любитель пофотографировать Наппельбаум, невзначай забредя в «Англетер», по счастью, со всей необходимой техникой и, увидев  мёртвого Есенина, не удержался и сделал несколько снимков. Негативы коих теперь и предоставлены для исследования эксперту. И тот «при помощи стереомикроскопа МБС-2 и лупы» выявил: «…в области переносицы, в лобной области слева, в области верхнее-внутреннего края правой глазницы довольно четко различима полоса тёмного цвета. Верхнее-правый край полосы нечёткий, а верхние — и нижние-левый её края довольно чёткие и имеют вид валиков, что свидетельствует о том, что это полоса вдавления. В области верхнее-внутреннего края правой глазницы и соответственно нижнее-правому краю полосы вдавления довольно чётко определяется округлой формы участок тёмного цвета с ровными границами или контурами… на спинке носа различим участок тёмного цвета. На кончике носа справа очень нечётко выраженный участок тёмного цвета с неясными границами. На нижней поверхности подбородка слева нечёткий участок тёмного цвета в виде восклицательного знака истончением книзу, напоминающим кровяной след». Кроме того, на одежде экспертом зафиксированы «тонкие, ориентированные вертикально полосы и прерывистый участок в виде восклицательного знака, напоминающие кровяные следы».
На другой «фотографии положения тела Есенина», сделанной уже в морге, эксперт выявил уточняющие детали относительно полосы вдавления: «края этого участка в лобной области слева с некоторой неровностью контура. Дно его западающее, рельеф дна неразличим… участок западения в лобной области слева ограничен полосой светлого цвета, неравномерной ширины, в виде неправильного полуовала, выпуклостью обращенной кверху, а также влево». А вот то, что левое плечо Есенина явно выбито, от внимания эксперта как-то ускользнуло. Не помогло и применение МБС-2 с подсветкой и лупы.
Две фотографии Есенина в гробу как источники информации ценности не представляют, в связи с тем, что сделаны «после придания лицу трупа прижизненного вида, т.е. после реставрации лица». Это те самые «вдавления глубиной 0,2-0,3 см» потребовали реставрации? Да и та оказалась бессильна скрыть их?
Повреждения лица Есенина, выявленные на фотографиях, как и повреждения на масках, опять приводят Дегтярёва к неожиданному выводу о «тупом твёрдом предмете с цилиндрической поверхностью», ну, естественно «в том числе и с трубой парового отопления». Куда без неё?
Плаксинская четвёрка, исследуя посмертные фотографии Есенина, так же пришла к выводу о виновности в причинении ему травм «тупого и твёрдого цилиндрического предмета». Кто бы мог подумать.
При этом эксперты констатировали: «между бровями имеется вдавление, близкое в поперечном сечении к полукруглому, распространяющееся в виде борозды влево вверх. Контур вдавления имеет вид дуги… над внутренним углом правого глаза, посередине между бровью и подвижной частью нижнего века имеется участок тёмно-серого цвета с чётким контуром и светлым ободком. По форме данный участок приближается к кругу… на правом скате носа, в средней трети его имеется светло-серый участок неправильной треугольной формы с тёмным контуром». Также в числе повреждений отмечен «овальный участок чёрного цвета» на левом веке. А «в носовых ходах, больше в правом — масса светло-серого цвета».
Что же это может быть, — всего-то дел: вдавление 2 мм? И как-то даже неудобно видеть рядом полный текст акта Гиляревского, заверяющий, что «отверстия носа свободны». Тот самый случай, когда «было бы смешно, если бы не было так грустно».
При исследовании фотографий Есенина, сделанных в морге, эксперты, кроме того, отмечают, что расположенный под правой бровью «круглый чёрный участок несколько возвышается над поверхностью кожи». Но при этом никто из экспертов никак не объясняет странный иллюзион. На сделанных в морге фотографиях, отображающих «вид справа», на шее Есенина, посередине, странгуляционная борозда, уходящая далеко влево, видна предельно отчётливо. Настолько, что хорошо различим рисунок плетения веревки. Правда, лица практически не видно. Вместе с тем, при фотографировании тела Есенина слева, никакой странгуляционной борозды у него на шее нет. А есть просто кожные складки, уходящие за ухо, какие образуются при наклоне головы. Ничего, кроме. Я проверяла с помощью зеркала и даже фиксировала фотоаппаратом, чтобы рассмотреть лучше. Так вот: немного повернув голову влево и наклонив вперёд, я в зеркале увидела у себя такую же точно «странгуляционную борозду», как и у Есенина. Попробуйте. Кстати, отличительная особенность всех, без исключения, посмертных фотографий Сергея Есенина — приподнятая относительно туловища голова. И достаточно высоко. Так, что на шее неизбежно образуются складки. Нет ни одной фотографии, на которой чётко, «в фас» была бы сфотографирована шея или хотя бы, ничего не было подложено под голову. То есть, чтобы голова лежала прямо, на одном уровне с туловищем и, соответственно, шея не была бы наклонена вперёд. Таких фотографий нет. Есть навязчивое чувство, что шею Есенина «драпировали», прятали что-то или отсутствие чего-то. На фотографиях в гробу, что в Ленинграде, что в Москве, видно, что у Есенина столь высокая подушка, что голова задрана практически перпендикулярно телу, и подбородком он упирается в грудь. Разумеется, шеи не видно совершенно. Не видно даже рубашки. Наглухо, внахлёст запахнутый пиджак и уткнувшийся в него подбородок. Интересно, что не увидел на шее Есенина «странгуляционной борозды» и Николай Браун, выносивший тело Сергея Александровича из «Англетера». Зато обратил внимание, что шея Есенина сломана, но не как у повешенных, а «как бывает, когда снимают часового удавкой». Браун одно время работал санитаром в морге и представление о повесившихся имел весьма определённое. Не увидел «борозды» и Василий Князев. А у него было время рассмотреть, — он всю ночь провёл у тела поэта в морге Обуховской больницы. В своём стихотворении он написал: «Полоса на шее не видна, только кровь чернеет на рубахе».
В «заключении» весьма подробно рассказывается о том, что «вдавление в мягких покровах в лобной области» — результат «длительного контакта с цилиндрическим предметом диаметром около 3,7 см, наиболее вероятно, с предметом горячим…». А «круглое тёмное пятно на верхнем веке правого глаза» эксперты объясняют как «высыхание вершины кожной складки, сформировавшейся от смещения кожи вниз вправо при контакте лица с цилиндрическим предметом». Вот так! Круглое, ровное, как циркулем очерченное пятно — смещение! Синяк под левым глазом эксперты тоже приписывают «взаимодействию с тупым твёрдым предметом». И даже рану ниже локтя правой руки с явно содранной кожей склонные к постоянству эксперты объясняют «воздействием тупого твёрдого предмета, возможно, посмертно». Что Есенин вытворял в петле? Ах, недостаточно сил было привлечено Прокушевым к поискам истины. Имело смысл обратиться в дирекцию РосГосЦирка с просьбой создать «консультативный совет» из ведущих воздушных гимнастов и акробатов. Хотя, не исключено, что и они встали бы в тупик.
В числе прочих, экспертам была предоставлена и фотография пятого номера «Англетера». Описывая оную, эксперты отметили «цепочку пятен чёрного цвета на ковре и группу пятен на тумбе». Дать им «качественную оценку» возможным не представилось. Но главное, эксперты весьма уклончиво, но всё же заметили в номере более, чем одну трубу отопления. «…где был обнаружен труп С. А. Есенина в петле, привязанной к трубам центрального отопления». Правда, на фотографии момент обнаружения трупа не зафиксирован. И просто исследуя её, никоим образом нельзя заметить, что к трубам привязана петля. Но это к вопросу о непредвзятости. К слову, в акте Горбова, который эксперты тоже исследовали, «был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина». На тру-бе. Впрочем, пока дело дошло до «заключения» вторая труба и у экспертов, как водится, куда-то затерялась, и остался один «цилиндрический предмет».
Вообще же, что касается «установления формы травмирующей поверхности предмета», то англетеровские снимки наводят на мысль о замалчивании.
На фотографиях гостиничного номера меня мучает один предмет — канделябр.  Вероятней всего, бронзовый. Он насмехается и дразнится, как та вечно исчезающая вторая труба — атлантида. Эти двое что-то знают. Небрежно брошенный на ковёр, он ехидно оскалил свою подставку — разинутую пасть бегемота. Она отчётливо видна: округлая, массивная, тяжёлая, с четырьмя небольшими выступающими ножками. Если такой ударить по лицу… Ах, конечно, я не делала пластилиновых копий посмертной маски, не прикладывала, не сравнивала, не измеряла, у меня нет специальных знаний, я «не сведуща в судебной медицине»… Но и здравый смысл никто не отменял. Если взять такой канделябр за ножку, подсвечниками к себе и подставкой  с силой ударить человека по лицу в область лба, я уверяю вас, останется травма, имеющая «контур дуги» с «нечёткими краями» и «неровной, не везде одинаково западающей поверхностью», «вдавление, близкое в поперечном сечении к полукруглому». Нос неизбежно окажется сломанным, и без всяких сомнений, в месте, попадающем на «контур дуги», а лоб — проломленным. «Круглый чёрный участок с чётким контуром» под правой бровью окажется не чем иным, как раной, оставленной ножкой подставки. Да, я не делала пластилиновых масок. А вы — сделайте. Просто мне не нужно, я и так вижу.
Да, кстати, кроме любителя фотографировать Наппельбаума, и ещё до него, в «Англетере» побывал любитель рисовать Василий Сварог. Его рисунки экспертами не исследовались, так как «рисунки не являются вещественными доказательствами». Бесчисленные копии с посмертных масок — являются, и «неполно с низким качеством» проведённое дознание чего-то там «неопровержимо» доказывает. А рисунки Сварога — нет. А вы посмотрите на них. Посмотрите на рисунки профессионального художника Сварога, посмотрите на снимки профессионального фотографа Наппельбаума без ретуши. Какое «вдавление глубиной 0,2-0,3 см»? Лоб, проломленный сантиметра на два-три в глубину. Просто посмотрите. И, может, вам никакие доказательства и «неопровержимые факты» уже и не понадобятся.

Те самые факты

Самое удивительное, что, несмотря на широчайший резонанс, произведённый смертью Сергея Есенина, и при всей спорности вопроса, расследование гибели Есенина никогда не проводилось.
Да, собственно, как могло быть иначе, если уже в телефонном сообщении комендант «Англетера» Назаров указал, что им был «обнаружен повесившийся гражданин». И вслед за ним участковый надзиратель Горбов, выезжавший на место происшествия, в акте осмотра пишет: «около места, где обнаружен был повесившийся…» и далее: «По предъявленным документам повесившийся оказался Есенин Сергей Александрович». Как, на основании чего участковый надзиратель сделал вывод о том, что человек повесился? Почему на месте обнаружения трупа оказался участковый, а не следователь, не эксперт? Неужели с лёгкой руки Назарова, сообщившего о «повесившемся»? Акт Горбова по уровню исполнения не отличается от акта Гиляревского. Как будто участковый надзиратель и профессор за одной партой сидели на курсах ликбеза.  Кроме того, «при снятии трупа с верёвки и при осмотре его» Горбов всего-то и обнаружил, что «на правой руке выше локтя с ладонной стороны порез, на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк».  И только-то. Надо уточнить у офтальмологов, что за странный дефект зрения позволяет видеть синяк под глазом, не замечая полностью изувеченного лица.
Тем не менее, именно эти две бумаги стали основанием для вынесения зав.столом дознания 2-го отд. ЛГМ Вергеем постановления о прекращении «Дело о самоубийстве Есенина Сергея Александровича». В этом постановлении странна сама формулировка: Вергей рассмотрел материал дознания не по делу о смерти Есенина С. А., и, придя к выводу, что это — самоубийство, прекратил его. Нет. Он рассмотрел «материал дознания  по делу о самоубийстве, посредством повешения Есенина С. А.» И, естественно, прекратил дело по п.1 ст.105 УПК РСФСР, — в связи с отсутствием состава преступления. Какой же состав преступления может быть в самоубийстве?
Но ведь акт Горбова, кроме того, что автор обозначает Есенина как «повесившегося», не содержит никакой информации, указывающей на то, что имело место самоубийство. Он вообще никакой информации не содержит.
Равно, как и акт Гиляревского, в котором в качестве причины смерти указана асфиксия, ни одним словом не наводит на мысль о самоповешении. Однако, этих двух бумаг оказалось достаточно, чтобы Сергей Есенин был объявлен самоубийцей. Без расследования.
Впрочем, Дедов всё расставил по местам: «Недостатки, допущенные в ходе дознания, имели место. Если исходить из практики, то при проверке случаев самоубийства, мы сталкиваемся с подобными недостатками». Оказывается, просто «проверяли случай самоубийства». И, видимо, зона «поиска истины» ограничилась этими же пределами. При этом Дедов в своих комментариях весьма напирает на «очевидность «ненасильственной» смерти». И напрасно эксперт «Маслов обратил внимание присутствующих на тот факт, что «…ни в одной из публикаций Института судебной медицины не было сказано, что это: убийство, самоубийство или несчастный случай. Потому что это не входит в пределы нашей компетенции. Мы обязаны были установить только причину смерти. И в настоящее время вновь подтверждаем, что точка зрения Гиляревского верна. Мы установили, что смерть насильственная и установили причину смерти». Откуда же взялась «очевидность «ненасильственной» смерти»?
Если это и есть та самая «научно-аргументированная основа», о которой говорил Прокушев, то я теряюсь в догадках, что же тогда — «бред сивой кобылы» и простая моральная нечистоплотность?
Ищут истину, «проверяя случай самоубийства». Изощряются, по сложным формулам высчитывая высоту потолков в «Англетере». Получают весьма приблизительный результат: 308-352 см. Существенно облегчить этот нелёгкий труд могли  чертежи здания, на которых ясно обозначена высота потолка — 4 метра. Но, трогательно заботясь о Сергее Александровиче, ими не воспользовались. При росте 168 см, ему на четырёхметровой высоте, «под самым потолком», никак не повеситься.
Ищут истину, абсолютно серьёзно рассуждая о том, что кончик языка, зажатый между зубами — безусловное свидетельство того, что Есенин повесился. Это, видимо, Наппельбаум со Сварогом, далёкие от криминалистики, решили, что с прищемлённым языком Есенин не смотрится, и разжали ему зубы. А профессор Гиляревский потом снова сжал, «ущемив» язык.
Рассуждают, надо заметить, весьма охотно. Но от прямых вопросов открещиваются, криминалисты кивают на медиков: «Ах, это не в нашей компетенции». Медики — на криминалистов: «Ах, мы не можем утверждать». На вопрос Сидориной, почему не учтены показания Назаровой и Приблудной, Прокушев, захлёбываясь в перечислении всего им сделанного, спрашивает, с чего Сидорина решила, что эти показания — истина? А она ничего не решила. Она просто хотела, чтобы при поисках истины были учтены все имеющиеся данные. Но такая истина, «комиссию» не устраивает.
Травмы Есенина, бросающиеся в глаза на посмертных фотографиях, сделанных Наппельбаумом и в морге — это «обман зрения». Зрение обманывает тех, кто видит проломленный лоб. У тех же, кто видит «вдавление, глубиной 2 мм», со зрением всё в порядке. Как у Горбова.
Рисунки Сварога, подлинные негативы посмертных фотографий Есенина, следы удавки на его лице, выбитое левое плечо, воспоминания Асеева, Сварога, Брауна, Князева, Лавренева, Назаровой, Приблудной, исследования патофизиолога профессора Морохова, частное расследование следователя Хлысталова — это домыслы, «далёкие от истины».
Истина — показания Устинова, изменившиеся ровно столько раз, сколько он их дал. На чём очень настаивает Дедов: «…показания свидетелей, особенно Устинова, дают основание сделать вывод о самоубийстве». Истина — акт Горбова, составленный, по словам экспертов, «из рук вон плохо». Истина — акт Гиляревского, расходящийся с актом Горбова, свидетельскими показаниями, фотографиями Наппельбаума, рисунками Сварога и не содержащий информации по самым принципиальным вопросам. Истина — исследование масок, снятых с лица Есенина после «придания прижизненного вида».
Эту самую истину и искала «комиссия», пряча произошедшее в «Англетере» за звуко-светонепроницаемую ширму «неопровержимых фактов». Но ширма, как водится, оказалась с браком. А не нуждающаяся ни в каких поисках истина — простой и понятной. Сергея Есенина убили.
Впрочем, это не факт. Как говорит Бургомистр: «Это гораздо больше, чем факт. Так оно и было на самом деле».

Social Like